Музыкальная газета, 20.05.2002

Пол женский, рост 164 см., вес 47 кг (в хороший день после обеда), глаза серо-голубые, волосы русые.

Слушаю ее песни два года, не отрываясь. Нет, имя Ирины Богушевской пока не у всех на слуху и произведения ее не утомляют ежечасным звучанием на радио. Наверное, это эгоистично, но как мне хочется иногда оставить этот нежный, сильный голос для почти личного пользования, не отдавая его ни тиражированию, ни всенародной любви, ни признанию. Черт с ними, толпами на стадионах и у радио — пусть слушают своих мальчикодевочек. Богушевская — это слишком изысканно.

Но как ни приятно относить себя к кругу посвященных, друзей, среди которых проходят ее концерты, я сама сейчас отдам ее на растерзание популярности. Тем более что нелепо прятать алмаз под подушкой — время идет, и вслед за «Книгой Песен» вот-вот появятся «Легкие люди». Наступив на воспаленное чувство собственности, я, не успев еще переварить впечатления от новой программы, задаю ей вопросы…

— В альбоме «Книга Песен» одна из композиций — цитирование «Песни Песней». Название нашептано Ветхим Заветом?

— Собственно с «Песней Песней» альбом перекликается только песней, которая так и называется — «Суламифь» (хотя в результате полиграфических манипуляций она именуется почему-то «бонус — треком»). Там идет прямое цитирование в каждом куплете. Название же «Книга Песен» родилось у меня в отчаянной ситуации, когда нужно было уже везти дизайнерам тексты на обложку, а имени у альбома все не было. Вернее, первоначально он назывался «Зал ожиданий» — одинаково со спектаклем, который был сделан пять лет назад на базе студенческого театра МГУ — в нем звучали все композиции «Книги Песен». Но по мере продвижения работы над пластинкой начались всякие трудности — то заканчивались деньги, то фирма, с которой заключался договор о выпуске дисков, разорилась… Я поняла, что название говорящее, и если его не сменить, то ожидать выпуска альбома мы будем очень долго. Я даже на концертах объявляла конкурс на лучшее название — до сих пор дома храню всякие смешные записочки с вариантами. Но все было не то…
В самый последний момент я сказала продюсеру: "Пусть альбом называется «Книга Песен». А вот недавно я послушала альбом Александра Ф. Скляра, сделанный по рассказу Виктора Пелевина «Нижняя Тундра». В буклете кассеты напечатано это произведение. Я читаю и вижу, что в нем постоянно упоминается какая-то «Книга Песен», которой грезил некий китайский император… хочу обязательно передать Пелевину мой альбом.

— Я знаю, что музыкой вы всерьез занимаетесь с пяти лет. Это ваша единственная страсть?

— Когда моя мама догадалась, что у нее растет не вполне «нормальный» ребенок, отвела меня в экспериментальную студию при МГУ, где психологи и педагоги отрабатывали на нас, как на подопытных кроликах, продвинутые педагогические методики. До сих пор добрым словом вспоминаю свою первую учительницу музыки — она рисовала нам лесенку-ноты, на нижней ступени которой сидели толстые мишки, на верхней — зайчики. Я возвращалась с занятий счастливая, потому что была посвящена в то, о чем договорились музыканты всего мира — называть смешную закорючку скрипичным ключом. Так и повелось, что моя судьба была связана с музыкой. Еще одна моя страсть — гуманитарные науки, я была очень книжным ребенком. Много раз пыталась бросить петь — даже закончила философский факультет МГУ и начала вполне успешную академическую карьеру — ездила на семинары юных философов, переводила английские книжки для диплома. Богемная жизнь этому очень мешала. А потом наука как-то плавно отошла на второй план.

— Вы — тусовочный человек?

— Нет, я очень не люблю тусоваться и иду как на плаху на некоторые мероприятия. Есть, правда, места, в которых встречаешь интересных людей, но мотаться по каким-то прокуренным помещениям… Мне катастрофически не хватает времени даже на друзей, и не хочется бесцельно его убивать. Интереснее сидеть дома и читать.

— Что вы читаете?

— Сейчас выходит огромное количество хорошей литературы. У меня есть несколько советчиков-книгочеев, которые глотают все, а потом уже советуют. Я могу читать параллельно Акунина и Вебера. Сейчас с собой, естественно, воспоминания Вертинского.

— Почему появилось желание спеть именно произведения Вертинского, да еще в таком необычном тандеме — с Александром Ф. Скляром?

— Для того, чтобы петь Вертинского, нужно быть зрелым артистом, этот материал проверяет на вшивость. Скляр — фантастический человек, он всегда ассоциировался у меня с рычащим бескомпромиссным роком, но услышав, как он исполняет свои песни, я поняла, насколько богата палитра… А вообще, как все клевые вещи на свете, все возникло спонтанно. Раз — и сложилось.
Сейчас мы со Скляром хотим сделать театральный проект по Вертинскому. После исполнения совместной программы мы поняли, что этот роскошный материал требует декораций, света, маленького оркестра и какой-то пружины, интриги в действии.

— Ваши песни (особенно это касается первого альбома — «Книга Песен») слишком сложны, чтобы быть массовыми. Готовы ли вы пожертвовать индивидуальностью ради «формата»?

— У меня в жизни несколько раз возникали ситуации, когда толстые дяденьки из солидных фирм говорили: это слишком сложная музыка, ее не будут слушать миллионы. Надо бы изменить аранжировку, упростить текст. В этот момент я думала: а не пошли бы вы? Неохота ничем жертвовать… И потом: для второго альбома мы записали материал, где песни искренние и простые.
Ситуация «не формата» общая для мировой музыкальной индустрии, когда из шикарного альбома в ротацию попадают две-три песни или вообще ничего. Но на Западе такие исполнители получают альтернативные премии. У нас это невозможно, но жаловаться я не хочу. У меня особенная публика, с ней необыкновенные теплые отношения, с каждым из зала хотелось бы поговорить.
Со вторым альбомом — «Легкие люди», — надеюсь, мы и на радио попадем. Потому, что первый альбом делался нарочито эстетским, он резко отличается от того, что звучит везде. Мы это не специально делали, но не стали ничего менять. Хотелось передать звучание театральной, мюзикловой музыки.

— На концертах вы и певица, и конферансье. У вас есть домашние заготовки реплик между композициями?

— У меня есть какие-то наметки коротенькие, но иногда зал так реагирует или приходит какая-то записка, что все переворачивается с ног на голову и приходится импровизировать. Это очень провокационно: зрители то в любви признаются, то такую гадость напишут, что хочется все бросить и уйти со сцены. Есть в игре с залом какой-то свой риск и азарт. На последнем концерте, например, кто-то предложил мне налысо постричься… зло как-то. Жалко таких людей.

— Немало женщин во время концерта всерьез интересуются, как вам удается сохранять форму…

— Я уже года три занимаюсь восточными единоборствами и плаваю. Это очень полезно для здоровья. Бросив размеренный образ жизни, я оказалась в графике, где ненормированная работа, невозможность нормально спать и есть… очень важно уметь подзаряжать батарейки. С тех пор, как я увлеклась восточными практиками, я просто стала более здоровым человеком.

— Страшно спрашивать… Наверняка вы не курите и не употребляете спиртных напитков?

— Я раньше очень много курила и поняла, что не могу заставить свой организм бросить. И тогда просто уговаривала его не закуривать сигарету как можно дольше. Перерыв тянется уже больше двух лет. Вообще все, чем я занимаюсь, — постоянное расширение своих возможностей. И борьба с комплексами. Был однажды период с 93-го года, после того, как я разбилась в автокатастрофе, началось такое время, как будто я вступила на минное поле. Такие случались катаклизмы! И только последние года полтора все перестало грохотать и взрываться. Это такое счастье!

— Какое Ваше самое яркое впечатление детства?

— В очень нежном возрасте, года в три-четыре, мама с папой увезли меня в город Багдад, где мы прожили несколько лет в большом доме, который назывался «Шакерчи». Самые яркие впечатления: бассейн, окружённый пальмами, плоские крыши вокруг; длинные, колбасообразные арбузы салатового цвета, без полосок и величиной в человеческий рост; и первый выход на ужасный, ужасный базар, где все без исключения пытались потрогать мою белобрысую голову. Мы тогда ещё не знали, что у арабов есть такая примета: кто дотронется до волос белокурого ребёнка, тому будет счастье. Папа посадил меня на плечи, и тогда все начали, гомоня, прыгать вокруг — в панике мы бежали. Это море кричащих людей, волнующееся вокруг меня и готовое меня растерзать, наверное, и есть это самое Яркое Впечатление.

Беседовала Лариса Горбунова